Тишина в Зале Эпохи Войн была особой — густой, настоянной на пыли и воспоминаниях. Воздух пах старым деревом витрин и слабым запахом консервантов. Акито Учиха стояла в углу, приняв нейтральную «охранную» позу, её чёрный комбинезон сливался с тенями. Стеклянные дверцы шкафов отсвечивали тусклым блеском, выхватывая из полумрака знакомые очертания: веер Мизукаге, потертый плащ Третьего Хокаге, обугленный свиток с печатью Четвертого.

Её смена началась с обхода. Ноги сами несли её по проторенному маршруту, а взгляд, не нуждаясь в команде, сканировал датчики давления, целостность стекол, тени в дальних углах. Всё было чисто. Слишком чисто. Эта монотонность была обманчивой — она притупляла бдительность, заставляя мысли блуждать.

И они блуждали. Прямо к витрине, где под бронированным стеклом покоился потускневший от времени веер. Табличка гласила: «Личный веер Гендзу, Второго Мизукаге, прозванного «Кровавым Туманом».

«Кровавый Туман», — мысленно повторила Акито. Не абстрактное прозвище из учебника, а реальный человек, чьи решения когда-то заставляли дрожать целые страны. И теперь его наследие — изящная, безобидная безделушка, на которую равнодушно взирали школьники на экскурсиях.

Её размышления прервал голос экскурсовода, ведущего группу подростков из Академии. Молодая женщина с энтузиазмом в голосе остановилась у диорамы, изображавшей битву при Мосте Каннаби.

«...и именно здесь, — вещала она, — отряд во главе с Хатаке Какаши совершил тактический отход, что впоследствии позволило...»

Акито смотрела на восковые фигуры солдат, на карту со стрелками. Тактический отход. Сухая, безжизненная формулировка для того дня, когда река стала красной, а воздух гудел от предсмертных криков. Они превратили агонию в диаграмму, хаос — в аккуратную схему. Это было удобно. Это не позволяло услышать шепот погибших, который, казалось, всё ещё витал под сводами зала.

Она медленно прошла дальше, в следующий зал — «Эпоха Основателей». И замерла.

Прямо перед ней, в центре помещения, на постаменте, стояла каменная стела. На ней были высечены два имени, стоявшие рядом, как когда-то они стояли плечом к плечу, чтобы положить конец хаосу: Сенджу Хаширама. Учиха Мадара.

Воздух вырвался из её лёгких неслышным спазмом. Она не видела великого лидера, основателя деревни. Она видела тень, нависшую над её кланом, призрак, чьи амбиции и обиды столетиями отравляли род Учиха. Её собственный предок. Её проклятие.

Пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Она почувствовала знакомый, едва уловимый зуд в глазах — инстинктивный позыв активировать Шаринган, увидеть за камнем истинную суть, скрытую историю. Но она подавила его, сделав медленный, глубокий вдох. Здесь, в этом святилище официальной истории, её Шаринган был бы кощунством.

Мимо пробежала пара детей, играя в догонялки. Один из них, не глядя, ткнул пальцем в сторону стелы.
— Смотри, Учиха! Как в учебнике!

Акито отвернулась. Её место было не среди этих имён на камне, не среди восковых фигур. Её место было здесь, в тени. Наблюдать. Охранять. Не позволять прошлому, этому спящему зверю, снова очнуться.

Смена подошла к концу. Сдав пост следующему охраннику, Акито вышла на залитую закатным светом улицу. Она вдохнула полной грудью, смывая с себя запах музейного застоя. Но тихий голос прошлого, смешанный с эхом шагов по мраморным плитам, ушёл вместе с ней. Охранять музей оказалось проще, чем охранять свой разум от призраков, которые в нём обитали. И самый громкий из них носил её фамилию.