Белая комната. Идеально белая, без единой тени или шва на стенах. Воздух был стерильным, лишённым запаха. Единственным предметом в ней был простой металлический стул, на котором сидела Акито Учиха. К её вискам и запястьям были прикреплены холодные датчики, но главным элементом была тонкая, почти невесомая диадема на её голове — прототип «Какинэ-Мару», «Сосуда Чувств».

Техник в белом халате за стеклом смотровой панели дал короткий сигнал.
«Активация через пять. Четыре. Три...»

Ожидание было хуже всего. Акито инстинктивно сделала глубокий вдох, готовясь к всплеску чакры, к боли, к чему-то ощутимому. Но ничего не произошло. Тишина. Та же белая комната.

И тогда она поняла.

Это была не тишина. Это была пустота.

Она не слышала собственного дыхания. Не слышала привычного, фонового гула чакры в своих собственных канарах. Не ощущала легкой вибрации пола от работы механизмов Института. «Какинэ-Мару» не добавлял ничего — он вычитал. Он был поглотителем, воронкой для всех фоновых сенсорных сигналов, создавая искусственную, абсолютную сенсорную депривацию.

Сначала это было почти приятно. Умиротворяюще. После постоянного напряжения, после необходимости быть начеку, этот покой казался благословением. Она закрыла глаза, но разницы не было — белизна за ее веками была той же, что и перед ними.

Но минуты шли, и покой начал обретать иные очертания. Её собственное сердцебиение, обычно неслышимое, стало навязчивым, глухим стуком в этой тишине. Она попыталась сосредоточиться на нём, но ритм начал сбиваться, то ускоряясь, то замирая, словно это было эхо извне.

«Слишком тихо», — подумала она, и мысль прозвучала в её голове неестественно громко.

И тогда пришли они. Тени. Не визуальные, а сенсорные призраки. Ей почудился запах гари, слабый, как воспоминание. Прах Учиха. Холодное дуновение, которого не могло быть в герметичной комнате, коснулось её шеи. Дыхание из Yomotsu Hirasaka. Она почувствовала, как по спине пробегают мурашки, хотя кожа под датчиками была абсолютно сухой.

Она попыталась активировать Шаринган. Инстинктивная попытка вернуть контроль, наполнить пустоту хоть каким-то смыслом. Но ничего не произошло. Диадема мягко, но неумолимо блокировала поток чакры к глазным нервам. Она была заперта. Не в комнате, а внутри собственного, внезапно ставшего враждебным, восприятия.

Время потеряло смысл. Это могла быть минута или час. Её разум, лишённый внешних стимулов, начал питаться сам собой. Всплывали обрывки воспоминаний, которые она давно похоронила: холодный взгляд учёного, склонившегося над ней во время «обследования», ощущение полной беспомощности. Шёпот ветра в пустом районе Учиха. Гулкое эхо её собственных шагов в музее.

Она была наследницей Учиха, обладательницей силы, способной разрывать пространство, и сейчас она была побеждена тишиной. Её величайшее оружие — её разум, её восприятие — обратилось против неё.

Резкий, но тихий щелчок в диадеме вернул её в белую комнату. Звук её собственного дыхания оглушил её. Вибрация пола показалась землетрясением.

«Испытание завершено, Учиха-сан. Просим заполнить отчёт», — прозвучал безразличный голос из динамика.

Акито медленно поднялась. Её руки дрожали. Она вышла из комнаты, и обычный коридор Института показался ей шумным, ярким, почти вульгарным в своём изобилии ощущений.

В отчёте она написала сухим, техническим языком: «Устройство эффективно блокирует фоновые сенсорные сигналы. Наблюдались эффекты дезориентации, искажения восприятия времени и тактильные галлюцинации. Не рекомендуется для длительного использования.»

Она не написала о страхе. О том, как её собственная история, её демоны, ждали её в самой глубине тишины. Эта подработка оказалась опаснее любого сражения. Потому что она показала Акито, что самая страшная битва происходит не с врагом, а с эхом, которое живёт внутри неё. И от этого эха нельзя спрятаться даже в абсолютной тишине.